Своеобразие творчества гоголя. Художественные особенности творчества гоголя. Последние годы жизни
Начиная с конца 20-х гг. появляется ряд журнальных статей и отдельных книг, посвященных вопросам русской, украинской и общеславянской этнографии, и выходят одно за другим издания памятников народного творчества: «Малороссийские песни» М. А. Максимовича (1827—1834), «Запорожская старина» Изм. Ив. Срезневского (1834, 1835, и 1838), трехтомные «Сказания русского народа» И. П. Сахарова (1836—1837) и мн. др. Тогда же подготовляется «Собрание русских песен» Петра Киреевского, изданное позднее.
В русле этого еще только зарождавшегося народоведческого движения Гоголь находит себя как художник, создает и издает свой первый повествовательный цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Гоголь родился и вырос на Украине и до конца жизни считал ее своей микрородиной, а самого себя русским писателем с «хохлацкой» закваской.
Выходец из среды среднепоместного украинского дворянства, он хорошо знал его сельский и городской быт, с юных лет тяготился провинциально-крепостнической «скудостью» и «земностью» этого быта, восхищался народнопоэтическими преданиями «козацкой старины», жившими тогда не только в народе, но и почитаемыми в некоторых «старосветских» дворянских семьях, в том числе и в доме вельможного и высокообразованного дальнего родственника будущего писателя — Д. П. Трощинского, пламенного почитателя и собирателя украинской «старины».
«Вечера» поразили современников своей ни с чем не сравнимой оригинальностью, поэтической свежестью и яркостью. Известен отзыв Пушкина: «...все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой.
Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!». Упоминание Фонвизина не случайно. Это намек на то, что простодушная веселость «Вечеров» не столь уж простодушна, как это может показаться на первый взгляд.
Белинский, весьма холодно встретивший «Повести Белкина», приветствовал «Вечера», также — и раньше Пушкина — отметив в них сочетание «веселости, поэзии и народности».
«Веселая народность» резко отличала «Вечера» от обычного натуралистического изображения крепостного быта русской и украинской деревни в так называемых «простонародных» повестях того времени, в чем Белинский справедливо видел профанацию идеи народности.
Гоголь счастливо избежал этой опасности и не впал в другую крайность — идеализацию «народных нравов», найдя совершенно новый ракурс их изображения. Его можно назвать зеркальным отражением поэтического, жизнеутверждающего сознания самого народа. «Живое», по выражению Пушкина, «описание племени поющего и пляшущего» буквально соткано из мотивов украинского фольклора, почерпнутых из самых разных его жанров — героико-исторических «дум», лирических и обрядовых песен, сказок, анекдотов, вертепных комедий.
В этом художественная достоверность веселой и поэтичной народности первого повествовательного цикла Гоголя. Но его поэтический мир пронизан скрытой тоской по былой запорожской вольности закрепощенных, как и все «племена» Российской империи, «диканьских козаков», что и образует эпическое начало и идейное единство всех входящих в него повестей.
Романтически яркий по своему национальному колориту поэтический мир «Вечеров» лишен другого обязательного атрибута романтической эпики — исторической, временно́й локальности. Историческое время в каждой повести свое, особое, иногда определенное, а в ряде случаев, например в «Майской ночи», условное. Но благодаря этому национальный характер (по философско-исторической терминологии 30—40-х гг. — «дух») козацкого племени предстает в «Вечерах» со стороны своей идеальной, неизменно прекрасной сущности.
Ее непосредственной действительностью выступает во всех повестях цикла языковое сознание народа. Речевая по преимуществу характеристика персонажей придает сказовому стилю «Вечеров» неведомую до того русской прозе «живописность слога», отмеченную Белинским, и принадлежит к числу перспективнейших новаций Гоголя.
Сказ — средство отграничения речи автора от речи его героев, в «Вечерах» — от народного просторечия, которое становится тем самым одновременно и средством, и предметом художественного изображения. Ничего подобного русская проза до «Вечеров» Гоголя не знала.
Стилистическая норма просторечной стихии «Вечеров» — деревенское простодушие, под маской которого таится бездна «хохлацкого» веселого лукавства и озорства. В сочетании одного с другим и заключен весь комизм «Вечеров», по преимуществу речевой, мотивированный художественной фикцией их «издателя», «пасичника» Рудого Панька, и ряда родственных ему рассказчиков.
Написанное от лица Рудого Панька предисловие к «Вечерам» характеризует их «издателя» как носителя речевой нормы отнюдь не автора, а его рассказчиков и героев. И эта норма остается неизменной во всех повестях цикла, что также подчеркивает постоянство фундаментальных свойств национального характера «диканьских козаков» во всех исторических обстоятельствах.
Так, например, просторечие, а тем самым и духовный облик персонажей«Сорочинской ярмарки» и «Ночи перед Рождеством» ничем не отличаются один от другого, несмотря на то что действие первой повести отнесено к современности, протекает на глазах у автора, а действие второй приурочено к концу XVIII в., ко времени, когда подготовлялся обнародованный в 1775 г. правительственный указ, по которому запорожское войско лишалось всех своих вольностей и привилегий.
В широте охватываемого «Вечерами» исторического времени их лирическое и этнографическое начала сливаются воедино, обретают эпическую масштабность.
«Ночью перед Рождеством» открывается вторая часть «Вечеров», вышедшая в начале 1832 г. И если эпика первой части («Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь») заявляет о себе только историческим подтекстом народной фантазии, устнопоэтических «былей» и «небылиц», то повести второй части в совокупности с заключающей первую часть «Пропавшей грамотой» имеют довольно четко обозначенное историческое пространство — от эпохи борьбы «козацкого народа» против польского господства («Страшная месть») до его крепостнической современности («Иван Федорович Шпонька и его тетушка»).
Так история смыкается с современностью по принципу контраста красоты героического прошлого вольнолюбивого «племени» с безобразием и тусклостью его крепостнического бытия.
Совершенно такая же идейно-художественная связь существует и между повестями второго цикла Гоголя — «Миргород» (1835). Если две из них — «Старосветские помещики» и особенно «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» — стилистически и тематически примыкают к повести о Шпоньке, то две другие — «Вий» и «Тарас Бульба» — стоят в одном ряду с подавляющим большинством повестей «Вечеров», имеют общий с ними яркий поэтический колорит.
Не случайно Гоголь дал «Миргороду» подзаголовок «Продолжение вечеров на хуторе близ Диканьки», подчеркнув тем самым идейно-художественное единство обоих циклов и самого принципа циклизации. Это принцип контраста естественного и противоестественного, прекрасного и безобразного, высокой поэзии и низменной прозы национальной жизни, а вместе с тем и двух ее социальных полюсов — народного и мелкопоместного.
Но как в «Вечерах», так и в «Миргороде» эти социальные полярности прикреплены к различным эпохам национального бытия и соотносятся одна с другой как его прекрасное прошлое и безобразное настоящее, причем настоящее обрисовано в его непосредственной крепостнической «действительности», а прошлое — таким, каким оно запечатлелось в народном сознании, отложилось в национальном «духе» народа и продолжает жить в его преданьях, поверьях, сказаниях, обычаях.
Здесь проявляется важнейшая особенность художественного метода Гоголя — его философский историзм, вальтер-скоттовское начало творчества писателя.
Изображение народных движений и нравов — одна из перспективнейших новаций исторических романов В. Скотта. Но это лишь исторический фон их действия, главный «интерес» которого составляют любовная интрига и связанные с ней судьбы персональных героев повествования, вольных или невольных участников изображаемых исторических событий.
Народность украинских повестей Гоголя уже существенно иная.
Национальная специфика и историческая проекция их козацкого мира выступают формой критического осмысления «скудости» и «земности» современной писателю русской жизни, сознаваемых самим писателем как временное «усыпление» национального духа.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
Н. В. Гоголь - первый крупный русский писатель-прозаик.
С Гоголем и «гоголевским направлением» обычно связывают расцвет реализма в русской прозе. Для него характерно особое внимание к социальной проблематике, изображение (нередко сатирическое) социальных пороков николаевской России, тщательное воспроизведение социально и культурно значимых деталей в портрете, интерьере, пейзаже и других описаниях;
Реализм Гоголя совершенно особого рода. Некоторые исследователи вообще не считают Гоголя реалистом, другие называют его стиль «фантастическим реализмом». Дело в том, что Гоголь - мастер фантасмагории. Во многих его сюжетах присутствует фантастический элемент. Создается ощущение «искривленной» реальности, напоминающей кривое зеркало. Это связано с гиперболой и гротеском - важнейшими элементами эстетики Гоголя. Многое связывает Гоголя и с романтиками. Но, отталкиваясь от романтических традиций, Гоголь направляет заимствованные из них мотивы в новое, реалистическое русло.
В произведениях Гоголя много юмора. В гоголевском юморе преобладает абсурдное начало. Склонность изображать только смешное и безобразное психологически тяготила писателя, он испытывал чувство вины за то, что показывает толькокарикатурные персонажи. Гоголь неоднократно признавался, что передавал этим героям свои собственные душевные пороки. Особенно остро эта тема звучит, например, в начале главы VII «Мертвых душ». В поздние годы творчества Гоголь переживал глубокий душевный кризис и был на грани психического расстройства
Реальное в сюжетах Гоголя соседствует с фантастическим на протяжении всего творчества писателя. Но это явление претерпевает некоторую эволюцию - роль, место и способы включения фантастического элемента не всегда остаются одинаковыми.
В ранних произведениях Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий ») фантастическое выходит на передний план сюжета (чудесные метаморфозы, появление нечистой силы), оно связано с фольклором (сказки и легенды) и с романтической литературой.
Одним из «любимых» персонажей Гоголя является «чорт». Различная нечистая сила часто появляется в сюжетах «Вечеров на хуторе близ Диканьки» , не страшном, а скорее смешном виде. В произведениях более позднего периода сильнее чувствуется мистическая тревога автора, ощущение присутствия чего-то зловещего в ми-. ре, страстное желание победить это смехом.
В петербургских повестях фантастический элемент резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности. Сверхъестественное присутствует в сюжете не прямо, а косвенно, например, как сон («Нос »), бред («Записки сумасшедшего »), неправдоподобные слухи («Шинель»).
Наконец, в произведениях последнего периода («Ревизор», «Мертвые души») фантастический элемент в сюжете практически отсутствует. Изображаются события не сверхъестественные, а скорее странные.
Роль описаний . Гоголь - общепризнанный мастер художественных описаний. Описания в прозе самоценны, их манера и стиль очень выразительны, прежде всего благодаря обилию предметно-бытовых, портретных, языковых и других деталей. Детализация - важный аспект реалистического письма Гоголя.
Образ Петербурга - один из важных мотивов в творчестве Гоголя (он присутствует в сказочной повести «Ночь перед рождеством», в «Ревизоре», в «Повести о капитане Копейкине» из «Мертвых душ»). У Гоголя есть также цикл петербургских повестей, который может служить наиболее характерным примером раскрытия этой темы.
Петербург в повестях Гоголя - фантасмагорический полупризрачный город, в котором странное переплетается с повседневным, реальное - с фантастическим, величественное - с низким.
Одновременно с этим в произведениях Гоголя присутствует глубоко реалистическое видение Петербурга. Чаще всего писатель изображает мир чиновников, их специфические взаимоотношения.
Вечера на хуторе близ Диканьки- первая книга повестей Гоголя. Две ее части появились в 1831-1832 гг. Эта книга об Украине, где в 1809 родился Г. В повестях выражение любви к родному краю, его природе и людям, его истории и народным приданиям. Тема богатой и щедрой украинской природы, среди которой живут герои, играет в книге особую роль, не вполне обычную в повествовательной прозе. Полнота бытия, сила и красота духа свойственны героям писателя. Молодые герои – красивы, жизнерадостны, полны озорства. Эти герои чувствуют себя не просто хуторянами, а «волными казаками», которым свойственно чувство чести и личного достоинства. Гоголь не просто пересказал в своих повестях традиционные сюжеты из народных сказок, он создал новые и оригинальные узоры, как бы продолжил работу народных сказачников, создав книгу, в которой органически объединены литературные и фольклорные традиции, правда и вымысел, история и современность.
„Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно“ (Из писем Гоголя).
Гоголь, как личность, представляет собою такую сложную и загадочную психическую организацию, в которой сталкиваются и переплетаются между собою самые разнородные, а иногда и прямо противоположные начала. Сам Гоголь сознавал эту загадочность и сложность своего психического мира и неоднократно в своих письмах выражал это сознание. Еще в юношеских годах, на школьной скамье, в одном из писем к матери, он так заявляет о себе: „я почитаюсь загадкой для всех; никто не разгадал меня совершенно“ . „Зачем Бог,– восклицает он в другом письме,– создав сердце, может быть, единственное, по крайней мере,– редкое в мире,– чистую, пламенеющую жаркою любовью ко всему высокому и прекрасному душу, зачем Он дал всему этому такую грубую оболочку? Зачем Он одел все это в такую странную смесь противоречия, упрямства, дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения“ ? Такой неуравновешенной, непонятной натурой Гоголь был в юношеском возрасте, таким остался он и в последующей своей жизни. „Много казалось нам в нем,– читаем мы в „Воспоминаниях о Гоголе“ Арнольди,– необъяснимым я загадочным. Как, напр., согласить его постоянное стремление к нравственному совершенству с его гордостью, которой мы все были не раз свидетелями? его удивительный тонкий, наблюдательный ум, видный во всех сочинениях, и, вместе с тем, в обыкновенной жизни – какую-то глупость и непонимание вещей самых простых и обыкновенных? Вспоминали мы также его странную манеру одеваться и его насмешки над теми, кто одевался смешно и без вкуса, его религиозность и смирение, и слишком уже подчас странную нетерпеливость и малое снисхождение к ближним; одним словом, нашли бездну противоречий, которые, казалось, трудно было и совместить в одном человеке“ . И, в самом деле, как совместить в одном человеке наивного идеалиста начала его литературной деятельности с грубым реалистом позднейшего времени,– веселого, безобидного юмориста Рудого Панько, заражавшего своим смехом всех читателей; – с грозным, беспощадным сатириком, от которого доставалось всем сословиям,– великого художника и поэта, творца бессмертных произведений, с проповедником – аскетом, автором странной „Переписки с друзьями“? Как примирить в одном лице столь противоположные начала? Где объяснения этого сложного переплетения самых разнообразных психических элементов? Где, наконец, разгадка той психической загадки, которую задал Гоголь всем своим существованием? Нам говорят, что „отгадка Гоголя может в психологии того сложного необъятного целого, что мы называем именем „великого человека“ . Но что такое „великий человек“ и какое отношение имеет он к Гоголю? Какие такие особые законы, управляющее душою „великого человека?“ – По нашему мнению, разгадку Гоголя нужно искать не в психологии великого человека вообще, а в психологии именно Гоголевского величия, соединенного с крайним самоуничижением,– Гоголевского ума, соединенного с странным „непониманием вещей самых простых и обыкновенных ,– Гоголевского таланта, соединенного с аскетическим самоотрицанием и болезненным бессилием,– словом, в психологии единственной, исключительной специально Гоголевской личности.
Итак, что же представляет собою личность Гоголя? Не смотря на сложность и разнообразие внутреннего мира его, не смотря на множество противоречий, заключающихся в его личности, при ближайшем знакомстве с характером Гоголя нельзя не подметить двух главных течений, двух преобладающих сторон, поглощающих собою все другие психические элементы: Это, во-первых, сторона, имеющая непосредственное отношение к Гоголю, как человеку, и выражающаяся в склонности его к постоянному нравственному самоанализу, нравственному самообличению и обличению других; и, во-вторых,– другая сторона, характеризующая Гоголя собственно как писателя и состоящая в изобразительной силе его таланта, художнически и всесторонне воспроизводящей окружающий его мир действительности в том виде, как он есть. Эти две стороны личности всегда можно легко различить в Гоголе. Таким образом, он является пред нами как Гоголь — моралист и как Гоголь — художник, как Гоголь — мыслитель и как Гоголь — поэт, как Гоголь — человек и как Гоголь — писатель. Эта двойственность его натуры, которая весьма рано сказывается в нем и которую можно проследить в нем от начала его жизни и до конца её, это разделение его „я“ на два „я“,– составляет характерную особенность его личности. Вся его жизнь,– со всеми её перипетиями, противоречиями и странностями, есть ничто иное, как борьба между собою этих двух противоположных начал с попеременным перевесом то той, то другой, или, вернее с перевесом сначала преимущественно одной стороны, а потом – другой; его конечная, трагическая судьба есть ничто иное, как окончательное торжество Гоголя — моралиста над Гоголем — художником. Задача психолога — биографа должна состоять в том, чтобы проследить в различных фазисах этот сложный психологический процесс, постепенно приведший веселого юмориста пасечника Рудого Панько к резкому, болезненному аскетизму,– грозного сатирика-писателя к самоотрицанию и отрицанию всего того, чем он жил, и что им было написано ранее. Не принимая на себя разрешения этой трудной и сложной задачи, мы в настоящем своем очерке хотим наметить только главные моменты этого процесса и набросать хотя общий контур личности Гоголя.
Сын несколько известного писателя Василия Афанасьевича Гоголь-Яновского и несколько экзальтированной жены его Марьи Ивановны, Гоголь от природы унаследовал выдающейся литературный талант и впечатлительную, восприимчивую натуру. Его отец,– автор нескольких комедий из малорусского быта, обладавший веселым и добродушным характером, питавший сильную страсть к театру и к литературе, несомненно оказал при своей жизни весьма благотворное влияние на развитие литературного таланта своего сына и на образование его симпатий. Имея с детства на глазах пример уважения к книге и горячей любви к сцене, Гоголь весьма рано пристрастился к чтению и к игре. По крайней мере, в Нежинской гимназии, вскоре же по поступлении в нее Гоголя, мы встречаем его уже как инициатора и главного деятеля по устройству гимназического театра, по организации любительского чтения книг для самообразования, наконец, по изданию ученического журнала „Звезды“. Эту страсть к литературе и к театру,– привитую ему еще в детстве, он сохранил в себе на всю жизнь. Но в это время как отец мог оказать и несомненно оказал благотворное влияние на развитие литературного таланта своего сына, религиозно-настроенная и в высшей степени набожная мать его оказала сильное влияние на образование нравственной личности Гоголя. Она постаралась в своем воспитании положить прочное основание христианской религии и доброй нравственности. IИ впечатлительная душа ребенка не оставалась глухой к этим урокам матери. Гоголь впоследствии сам отмечает это влияние матери на свое религиозно-нравственное развитие. С особым чувством признательности вспоминает он потом эти уроки, когда, напр., рассказы матери о страшном суде „потрясали и будили в нем всю чувствительность и зародили впоследствии самые высокие мысли“. Как на плод материнского же воспитания нужно смотреть и на то, что в Гоголе весьма рано пробудилась пламенная жажда нравственной пользы , которую он мечтает оказать человечеству. Под влиянием этого стремленья быть полезным он весьма рано, еще на школьной скамье, останавливается мыслию „на юстиции“, думая; что здесь он может оказать наибольшее благодеяние человечеству. „Я видел,– пишет он из Нежина своему дяде Косяровскому,– что здесь работы более всего, что здесь только могу я быть благодеянием, здесь только буду истинно полезен для человечества. Неправосудие, величайшее в свете несчастие, более всего разрывало мое сердце. Я поклялся ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага “. Это стремление к нравственной пользе, страстную жажду подвига, Гоголь сохранил до конца своей жизни,– меняя взгляд только на роды деятельности,– и эта черта должна быть признана истинной выразительницей его нравственной физиономии. Его ненависть ко всему пошлому, самодовольному, ничтожному была проявлением этой черты его характера. И Гоголь, действительно, ненавидел все это, насколько только мог, и преследовал пошлость с особою страстью, преследовал всюду, где только находил ее, и преследовал так, как только может преследовать меткое, едкое слово Гоголя.
Но на ряду, с добрыми семенами матерью впервые брошены были в восприимчивую душу сына и некоторые плевелы, которые впоследствии, сильно разросшись, принесли горькие плоды. Любя своего „Никошу“ до беспамятства, она своим неумеренным обожанием породила в нем крайнее самомнение и преувеличенную оценку своей личности. Позднее Гоголь сам сознал эту крайность материнского воспитания. „Вы употребляли все старание,– пишет он в одном из писем матери,– воспитать меня как можно лучше; но, к несчастию, родители редко бывают хорошими воспитателями своих детей. Вы были тогда еще молоды, в первый раз имели детей, в первый раз имели с ними обращение, и так могли — ли вы знать, как должно приступить, что нужно? Я помню: я ничего сильно не чувствовал, я глядел на все, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне .
Вместе с этим самомнением и, может быть, как прямой результата его, в Гоголе весьма рано сказывается стремление к учительству и резонерству. Уже в юношеских письмах его из Нежина к матери мы находим ясные следы этой черты. Он часто обращается в них к матери с упреками, советами, наставлениями, поучениями, причем тон их принимает нередко риторический, напыщенный оттенок. Чем дальше, тем рельефнее выступает эта черта. Он начинает поучать и наставлять в своих письмах не только мать и сестер, но и своих ученых, более его образованных друзей и знакомых – Жуковского, Погодина и др. Это стремление его к учительству, вместе с самомнением, под конец сослужило Гоголю плохую службу: оно подготовило почву для столь известной его „Переписки с друзьями“…
Все эти черты,– стремление к нравственной пользе, крайнее самомнение и страсть к учительству,– обусловливая и дополняя друг друга и постепенно усиливаясь, получили потом в душе Гоголя преобладающее значение и с течением времени образовали из него того странного и резкого учителя — моралиста , каким он является пред нами в конце своей жизни.
Но, на ряду с этой стороной личности Гоголя в нем постепенно развивалась, зрела и крепла другая сторона: его великий художнический талант, соединенный с выдающимся даром наблюдательности. Необычайная впечатлительность и восприимчивость его натуры оказали ему великую услугу: они будили чувство, питали ум и закаляли самый талант. Впечатления окружающей его действительности рано стали западать в душу даровитого мальчика: ничто не ускользало от его наблюдательного взора и то, что отмечал последней, долго и прочно хранилось в его душе. Вот как сам Гоголь свидетельствует об этой особенности своей духовной природы. „Прежде,– говорить он о себе в VI гл. I т. Мертвых Душ,– давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была-ли то деревушка, бедный уездный городишка, село-ли, слободка – любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение, все, что носило только на себе напечатление какой-нибудь заметной особенности, все останавливало меня и поражало… Ничто не ускользало от свежего, тонкого внимания и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом,– мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфет; глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного, Бог знает, из какой — губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке в беговых дрожках,– и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их. Уездный чиновник пройди мимо–и я уже задумывался, куда он идет“… „Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика“, Гоголь,– по его дому, по саду, по всему окружающему „старался угадать, кто таковы сам помещик“ и т. д. Это свойство ума Гоголя обусловливало собою то обстоятельство, что он в своих произведениях мог воспроизводить только то, что видел и слышал, что наблюдал непосредственно в жизни. Творческое воспроизведете мира действительного, обусловливаемое этою особенностью его природы, сообщило и должно было сообщить таланту Гоголя реалистическое направление. „Я никогда ничего не создавал в воображении,– говорит он о себе, в Авторской Исповеди,– и не имел этого свойства. У меня только то и выходило хорошо, что взято было из действительности, из данных мне известных . “ Эти черты,– поэтическая наблюдательность и художническое творчество имели великое значение для Гоголя, как писателя. Его тонкая наблюдательность, заглядывавшая в самую глубь человеческой души, помогла ему найти и угадать характеристические черты современного ему общества, а его художническое творчество дало ему возможность воплотить эти черты в целой коллекции реальнейших и правдивейших типов,– типов не только Малороссии,– которая была родиной поэта, но и Великороссы, которую он почти не знал. Они образовали из него того великого художника-реалиста, который явился выразительнейшим бытописателем современной ему жизни и своими творениями оказал могучее воздействие на современное ему общество.
В мае 1821 года Гоголь двенадцатилетним мальчиком поступает в число питомцев Нежинской Гимназии высших наук. Эта гимназия принадлежала к тому типу старой школы, в которой, по выражению Пушкина обучались „понемножку“, „чему-нибудь и как-нибудь“. Это было время, когда ученики во-многом опережали своих учителей и находили возможным чуть не в глаза высмеивать их отсталость . Кроме того, Нежинская гимназия, за время обучения в ней Гоголя, находилась в особо-неблагоприятных условиях. Она только что была открыта и нуждалась в устройстве и приведение в порядок всех сторон своего учебно-воспитательного дела. Многие преподаваемые в ней за это время предметы были так слабо поставлены, что не могли дать ученикам никакой подготовки. К числу таких предметов относилась, между прочим, и история русской литературы. Проф. Никольский, преподававший этот предмет,– по свидетельству одного из школьных товарищей Гоголя,–„о древних и западных литературах не имел никакого понятая. В русской литературе, он восхищался Херасковым и Сумароковым, Озерова, Батюшкова и Жуковского находил не довольно классическими, а язык и мысли Пушкина тривиальными “. Такова была школа того времени, таковы были профессора и таково положение учебного дела. И если выходили из таких школ Пушкины, Гоголи, Редкины, Кукольники и мн. др., то всеми своими приобретениями они обязаны были не столько школе, сколько своим собственным дарованиям и самодеятельности. Правда, была впрочем и в школах того времени одна хорошая сторона, которая благотворно отражалась на развитии их питомцев. Именно: эти школы если и ничего не давали своим ученикам, то, по крайней-мере. ничего и не отнимали у них. Они не стесняли свободы у своих учеников, отводили просторный круг для их самодеятельности и тем, хотя отрицательно, способствовали развито их индивидуальности и раскрытию природных дарований .
Если мы на ряду с общими недостатками школы того времени примем во внимание свойства, относящиеся собственно к Гоголю, как ученику, именно, что он равнодушно относился к преподаваемым предметам и считался за ленивого и неряшливого питомца, то для нас вполне будет ясна правдивость свидетельства Гоголя о самом себе, которое мы находим в его Авторской Исповеди. „Надобно сказать, свидетельствует он здесь,– что я получил в школе воспитание довольно плохое, а потому немудрено, что мысль об учении пришла ко мне в зрелом возрасте. Я начал с таких первоначальных книг, что стыдился даже показывать и скрывал все свои занятия “.
„Школа, по заявлению одного из его наставников, именно г. Кулжинского,– приучила его только к некоторой логической формальности и последовательности понятий и мыслей, а более ничем он нам не обязан. Это был талант, не узнанный школою, и ежели правду сказать, не хотевший, или не умевший признаться школе “. Правда, он стремился после пополнить эти пробелы в образование, он в своей „Исповеди“ говорит о чтении и изучении, „книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека “, но его сочинения и художническая и публицистическая („Переписка“) не подтверждают этого свидетельства, да и самое чтение ученых книг без предварительной подготовки вряд-ли могло принести ему существенную пользу. Таким образом, он принужден был на всю жизнь остаться с жалкими обрывками нехитрой мудрости Нежинской школы… Поэтому, не будучи пророком, не трудно было бы предсказать, что каким бы великим человеком он ни был впоследствии в области искусства, он непременно должен был быть посредственным мыслителем и плохим моралистом.
Но вот Гоголь кончает школу и вступает в жизнь. Его манят и влекут к себе Петербург, служба, слава. Школа – „ведь это еще не жизнь,–рассуждает один из героев Гоголя, у которого (т. е. Гоголя) в это время было много общего с ним,– это только приготовление к жизни: настоящая жизнь на службе: там подвиги!“ И по обычаю всех честолюбцев, замечает Гоголь об этом герое,– он понесся в Петербург, куда, как известно, стремится от всех сторон наша пылкая молодежь“. Гоголя ужасает в это время мысль о бесследном существовании в мире. „Быть в мире и не означить своего существования,– восклицает он,– это для меня ужасно “. Его исполинские духовные силы просятся наружу, порываются на то, чтобы „означить жизнь одним благодеянием, одною пользою отечеству“ и толкают его „в деятельный мир“ . Он спешит определить свое призвание, меняет одно за другими множество должностей и мест и нигде не может найти успокоения своей мятущейся душе. То он – чиновники Департамента Уделов, то – преподаватель истории в Патриотическом Институте, то ему кажется, что его призвание – сцена, то он думает всего себя посвятить живописи. Наконец, появление в свет его „Вечеров на хуторе близ Диканьки“ решает его судьбу, и определяет призвание. Его небольшие повести из малороссийского быта,– изданные под этим названием, вызывают всеобщее сочувствие и критики и публики. Сам Пушкин „изумлен этой любопытной литературной новинкой“. Теперь пред нами – Гоголь-поэт, Гоголь-писатель. Отныне все, что ни продиктует ему его художническое вдохновение, все будет значительно, прекрасно, велико.
Но „Вечера“ были только первыми опытом его литературной деятельности, пробою сил и пера . В голове Гоголя мелькают другие планы, в его душе зреют другие думы. „Вечера“ его не удовлетворяют, и он хочет создать более великое и значительное, чем эти „сказки и присказки“. „Да обрекутся они неизвестности,– пишет он о них вскоре по выходе их в свет М. П. Погодину,– покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня“ . Скоро, действительно, появляется „Ревизор“ (1836 г.), а пять-шесть лет спустя и „Мертвые Души“ (I т.). В этих произведениях сила богатого литературного таланта Гоголя развернулась во всю свою ширь и мощь. Все пошлое и самодовольное в своей пошлости, все ничтожное и кичливое своей ничтожности, „все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где более всего требуется от человека справедливости“ , все это собрано было в этих произведениях „в одну кучу“ и заклеймено печатью горько – ядовитого смеха, глубокой ненависти и величайшего презрения. Нет нужды много распространяться о том, как широко захвачены в них современная автору русская жизнь с её общественными явлениями и как глубоко раскрыта в самых сокровенных тайниках своих душа современного ему человека: история уже успела оценить по достоинству эти произведения, и отдала должную дань удивления признательности гениальному их автору. Достаточно сказать, что Гоголь явился в них вполне на высоте своего призвания – быть художником–обличителем пороков современного ему общества и недостатков общественного строя,– и добросовестно выполнил тот долг, выполнить который он призван был.
Между тем в то время, как великие творения Гоголя готовы были совершить радикальный переворот не только в литературном мире, но и в общественной жизни, в то время, как и друзья и враги Гоголя уже зачислили его в передовые люди современного ему общества,– в это время миросозерцание его продолжает оставаться на том же уровне, на каком оно было в дни его сознательного детства и в годы последовавшей за ним юности. По-видимому, Петербург не оказал в данном случае никакого заметного влияния. Кружок Пушкина, в который вступил Гоголь вскоре по своем прибытии в столицу, если и мог благотворно воздействовать на него, то исключительно только в художнически-литературном отношении; все другие стороны духовного развития Гоголя оставались вне сферы этого воздействия. Не видно также, чтобы и поездки Гоголя за границу принесли ему какую-нибудь существенную пользу. Его миросозерцание,– если только этим именем можно назвать запас обиходных взглядов и традиционных убеждений, вынесенный им из домашнего воспитания и школьного образования,– и в Петербурге остается совершенно нетронутым и вполне девственным. Теплая непосредственная вера в сфере религиозных вопросов, горячая любовь к родине и почтительное признание существующего строя общественной жизни таким, каким он есть,– не подлежащим никакому критическому анализу,– в области политически — социальных вопросов,– вот те черты, которые должны быть отмечены, как существенный, в этом примитивном, несколько — патриархальном миросозерцании. Но при таких воззрениях характерною и типичною особенностью личности Гоголя было,– как мы отметили,– страстное стремление к нравственной пользе для отечества,– пламенная жажда морального подвига. Эта особенность его личности непрестанно толкала Гоголя на путь практической деятельности и сообщала его миросозерцанию активный, характер. Она-то и привела Гоголя, как человека и гражданина,– к столкновению с другой стороной его деятельности, с Гоголем, как писателем.
Еще пока силен был в Гоголе юношеский пыл, пока жив был Пушкин, этот добрый гений его,– Гоголь имел возможность нераздельно отдаваться художническому творчеству. Но с годами, с появлением различных болезней и с другими невзгодами жизни, обнаруживавшимися на его голову,– мысль о бесплодно прожитой жизни все более и более беспокоила его ум, все чаще и чаще смущала его совесть. Ему стало казаться, что та польза, которую он приносит своими литературными произведениями не так существенна, что тот путь, на который он вступил, не вполне правилен и что на другом месте он мог бы быть гораздо полезнее . Первый сильный толчок этому повороту в настроении Гоголя дан был первым представлением его „Ревизора». Как известно, это представление произвело потрясающее впечатление на публику. Оно было внезапным громом на ясном небосклоне общественной жизни. В Ревизоре увидели пасквиль на общество, подрыв авторитета гражданской власти, подкопы под самые основы общественного строя. Этого-то вывода Гоголь никак не ожидал, и он ужаснул его. Казалось, что Гоголь – художник впервые не рассчитал здесь своих сил и произвел такое, что привело в смущение Гоголя – гражданина. „Первое произведение, замышленное с целью произвести доброе влияние на общество “, не только не достигло предполагаемой цели, но сопровождалось как раз
противоположным результатом: „в комедии стали видеть,– говорит Гоголь,– желание осмеять узаконенный порядок вещей и правительственные формы, тогда как у меня было намерение осмеять только самоуправное отступление некоторых лиц от форменного и узаконенного порядка “. С обвинением в гражданской неблагонадежности,– какую обнаружил Гоголь – писатель, никак не мог помириться Гоголь-гражданин. Как? – осмеивать не только лица, но и должности, который они занимают, осмеивать не только человеческую пошлость, но и недостатки общественного строя,– такие мысли никогда и в голову ему не приходили . Вот почему, когда Белинский стал раскрывать великое общественное значение его произведений, Гоголь спешит отречься от всего того, что ему приписывал великий критик, в чем, действительно, заключалась вся его заслуга, но что так сильно шло в разрез с его общественными воззрениями . По его убеждению, общественный строй, каков бы он ни был, имеет как „узаконенный порядок“ незыблемое, непреходящее значение. Источник зла коренится не в общественном неустройстве, а в испорченной душе человека, коснеющего в своем нечестии. Зло – оттого, что люди слишком нравственно развращены и не хотят отстать от своих недостатков, не хотят исправиться. Его Сквозник-Дмухановские, Плюшкины, Ноздревы, Собакевичи, Коробочки и пр. кажутся ему просто случайными явлениями, как не имеющими общего с течением общественной жизни. Если они таковы, то сами в том виноваты. Достаточно им покаяться и нравственно исправиться, чтобы стать хорошими людьми. Таково было воззрение самого Гоголя на свои типы и на значение своих творений. Но из-под вдохновенного пера истинного писателя-художника, как плод бессознательного творчества, часто выливается то, что он не предусматривает и чего не ожидает. Так случилось и на этот раз. Общественные язвы, вопреки желанию автора, в „Ревизоре“ так ясно всплыли на поверхность, что не обратить на них внимания не было никакой возможности. Все их увидели и все хорошо поняли и прежде всех вам Император Николай I, который, просмотревши пьесу, сказал: „всем досталось, а всех больше мне самому “. Раздались крики негодования против автора и вопли протеста против его творений. „Либерал! Революционер! Клеветник на Россию! В Сибирь его “! – таковы были общие возгласы негодующей публики. И все эти страшные слова сыпались на голову того, кто даже не понимал всего значения возводимых на него обвинений и тем более не знал, чем они с его стороны вызывались. Нетрудно поэтому представить себе то отчаяние, в которое повергли Гоголя все эти нападки. „Против меня,– жалуется он Погодину,– уже решительно восстали теперь все сословия “… „Рассмотри положение бедного автора, любящего между тем сильно свое отечество и своих соотечественников “. „Гоголь-гражданин“ был смущен и глубоко потрясен. Он спешит оправдаться, ссылается на невежество и раздражительность публики, не желающей понять, что если в комедии выведено несколько плутов, то это не значить, что все плуты; что его герои, Хлестаковы и пр. далеко не так типичны, как это представляют близорукие люди , Но было уже поздно. Комедия сделала свое дело: она заклеймила печатью пошлости и презрения тех, кто заслуживал этого. Смущенный и встревоженный Гоголь спешить удалиться за-границу, чтобы отдохнуть от треволнений и оправиться от удара, который нанесен был ему, его же собственной рукой. Он едет „разгулять свою тоску“ и „глубоко обдумать свои обязанности авторские “. Весьма знаменательная и чреватая последствиями цель: Гоголь-моралист впервые резко столкнулся здесь с Гоголем-художником и они не узнали друг-друга; они не только не узнали друг друга, не протянули друг другу руку для братского преследования одной и той же цели,– нет!– они впервые не-сколько отвернулись друг от друга: Гоголь-моралист задумался над Гоголем-художником и не вполне понял и оценил его, а, не оценивши, взглянул на него несколько искоса. С этих пор в нем начинается заметный поворот на тот путь, который привел его к „Переписке с друзьями“, „великий перелом“, „великая эпоха его жизни “. Его прежние сочинения начинают казаться ему „тетрадью ученика, в которой на одной странице видно нерадение и лень, на другой – нетерпение и поспешность “… Он выражает желание, чтобы „появилась такая моль, которая бы съела внезапно все экземпляры „Ревизора“, а с ними „Арабески», „Вечера» и всю прочую чепуху “. У него возникает мысль о соединении поэзии с поучением , чтобы приносить своими сочинениями одну пользу, избегая того вреда, какой,– как ему казалось,– они могут приносить не осторожным обличением и осмеянием человеческой пошлости . Он задумывает теперь новое великое произведение, в котором должен быть показан весь русский человек, со всеми своими свойствами, не только отрицательными, но и положительными. Эта мысль о положительных свойствах русского человека была непосредственным порождением того страха, которое испытал Гоголь пред всеуничтожающею силою сатирического смеха своего после представления „Ревизора“.
В 1842 году появляется первый том „Мертвых Душ“, где талант Гоголя остается еще верным себе, где Гоголь-художник одерживает еще перевес над Гоголем-моралистом. Но, увы!– лирические отступления, в изобилии рассеянные по этому произведению,– были зловещим симптомом того ожидавшего всю образованную Россию бедствия, которое должно было скоро совершиться,– знаменательным признаком того поражения, которое в скором времени потерпит Гоголь-художник от руки Гоголя-моралиста. Никто еще пока не подозревал надвигающейся грозы, никто еще не чуял приближающейся беды: только зоркое око Белинского усмотрело это раздвоение Гогольского таланта, сказавшееся в этом его творении, только его тонкое ухо подслушало фальшивую нотку, проскользнувшую здесь…
Между тем сам Гоголь смотрит на первый том, как на преддверие к великому зданию, т. е. как на предисловие к тому произведению, в котором должны раздаться другие мотивы, пройти другие образы. Но Белинский уже пророчествовал ему, что если он пойдет по этой дороге, он погубит свой талант.
Пророчество Белинского, к несчастью, скоро оправдалось. Прошло не более пяти лет по выходе в свет первого тома „Мертвых Душ“ и вся читающая Россия, вместо обещанного второго тома того же творения, с прискорбием развернула странную книгу, носившую необычайное название „Выбранных мест из Переписки с друзьями“. Никто,– кроме ближайших друзей Гоголя, не знал, что это означало; но все поняли, что русская литература теряет великого и талантливого писателя, который обогатил ее не одними чудным произведением, а теперь преподнес какую-то туманную проповедь всем известных, иногда довольно сомнительных, истин, только изложенных каким-то необычайным, докторальным, высокомерным тоном. Раздались снова крики, вопли и стоны,– на этот раз уже крики упреков, вопли недоумения, стоны отчаяния!!! Но было уже поздно: Гоголь-моралист нанес Гоголю — художнику окончательный удар и Гоголь-художники умер навсегда. Он пал жертвою внутреннего раздвоения, нравственного самоанализа и болезненной рефлексии. Он погиб в непосильной борьбе с насильно навязываемой неестественной тенденцией; – погиб преждевременно, в таких летах, когда еще силы человека бывают в полном расцвете. Не будем задаваться бесплодными вопросами о том, чем мог бы, при других условиях, подарить еще русскую литературу могучий талант Гоголя,– какими перлами он еще обогатили бы ее. Выразим лучше признательность ему и за то, что сделано им … Он всю жизнь неуклонно стремился к тому, чтобы наивозможно лучше выполнить свой долг писателя, самым делом оправдать свое высокое призвание – и с грустными сомнениями относительно исполненного долга отошел он в вечность. Так успокоим же дух его еще раз признанием того, что он свято выполнил свой долг, выполнил вполне, хотя не тем, чем он думал выполнить. Ведь не тем, конечно, велик Гоголь, что оставил по себе тощую книжку прописной морали,– книжку, подобных которой являлось не мало и до него, является множество теперь и будет являться впредь, а теме великими художническими произведениями, которыми он отметил в истории русской литературы новую эпоху, совершил в ней радикальный переворот и положил начало новому течению – реалистическому, которое продолжается в ней и доныне.
Панаев, Литературные Воспоминания, СПВ. 1888 г. стр. 187.
Исторический Вестник, 1901 г. XII, 977 стр. Энгельгардт, Николаевская цензура.
Там же, стр. 976
Там же стр. 378.
Там же, ср. стр. 377.
Там же, стр. 378.
Там же, стр. 384
Творчество Николая Васильевича Гоголя - это литературное наследие, которое можно сравнить с большим и многогранным алмазом, переливающимся всеми цветами радуги.
При том что жизненный путь Николая Васильевича был недолог (1809-1852), а в последние десять лет он не закончил ни одного произведения, писатель внёс в русскую классическую литературу неоценимый вклад.
На Гоголя смотрели, как на мистификатора, сатирика, романтика и просто чудного рассказчика. Такая разносторонность была привлекательна, как феномен, ещё при жизни писателя. Ему приписывали невероятные ситуации, а порой распускали нелепые слухи. Но Николай Васильевич их не опровергал. Он понимал, что со временем всё это превратится в легенды.
Литературная судьба писателя завидная. Не каждый автор может похвастать тем, что все его произведения печатались при жизни, и каждое произведение привлекало к себе внимание критиков.
Начало
То, что в литературу пришёл настоящий талант, стало понятно после повести «Вечера на хуторе близ Диканьки». Но это не первое произведение автора. Первое, что создал литератор - это романтическая поэма «Ганц Кюхельгартен».Трудно сказать, что побудило юного Николая написать такое странное произведение, вероятно, увлечённость немецким романтизмом. Но поэма не удалась. И как только появились первые отрицательные отзывы, молодой автор вместе со своим слугой Якимом скупил все оставшиеся экземпляры и просто их сжёг.
Такой поступок стал чем-то вроде кольцеобразной композицией в творчестве. Николай Васильевич начал литературный путь с сожжения своих произведений и закончил его сожжением. Да, Гоголь жестоко обращался со своими произведениями, когда чувствовал какую-то неудачу.
Но вот вышло второе произведение, которое было замешано на украинском фольклоре и русской древней литературе - «Вечера на хуторе близ Диканьки». Автору удалось посмеяться над нечистой силой, над самим чёртом, объединить прошлое и настоящее, быль и небыль, и всё это окрасить в весёлые тона.
Все истории, описанные в двух томах, были приняты с восторгом. Пушкин, который был авторитетом для Николая Васильевича написал: «Какая поэзия!.. Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе». Поставил свой «знак качества» и Белинский. Это был успех.
Гениальность
Если первые две книги, включившие в себя восемь повестей, показали, что в литературу вошёл талант, то новый цикл, под общим названием «Миргород» явил гения.Миргород - это всего четыре повести. Но каждое произведение настоящий шедевр.
Рассказ о двух старичках, которые живущих в своей усадьбе. В их жизни ничего не происходит. В конце повести они умирают.
К такому сюжету можно относиться по-разному. Чего добивался автор: сочувствия, жалости, сострадания? Может быть, так писатель видит идиллию закатной части жизни человека?
Совсем молодой Гоголь (ему было всего 26 лет на момент работы над повестью) так решил показать настоящую, подлинную любовь. Он отошёл от общепринятых стереотипов: романтики между молодыми людьми, бешеных страстей, измен, признаний.
Два старичка, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, никакой особой любви к друг другу не проявляют, о плотских потребностях тем более речь не идёт, тревожные волнения отсутствуют. Их жизнь - это забота друг о друге, стремление предугадать, ещё не озвученные желания, подшутить.
Но их привязанность друг к другу настолько велика, что после смерти Пульхерии Ивановны, Афанасий Иванович просто не может без неё. Афанасий Иванович слабеет, ветшает, как и старая усадьба, и просит перед смертью: «Положите меня возле Пульхерии Ивановны».
Вот оно поденное, глубокое чувство.
Повесть Тарас Бульба
Здесь автор затрагивает историческую тему. Война, которую ведёт Тарас Бульба против поляков - это война за чистоту веры, за православие, против «католических недоверков».И хотя Николай Васильевич не имел достоверных исторических фактов об Украине, довольствуясь народными преданиями, скудными летописными данными, народными украинскими песнями, а иногда попросту обращаясь к мифологии и собственной фантазии, ему отменно удалось показать геройство казачества. Повесть буквально растянули на крылатые фразы, которые и сейчас остаются актуальны: «Я тебя породил, я тебя и убью!», «Терпи, казак, - атаман будешь!», «Есть ещё порох в пороховницах?!»
Мистическая основа произведения, где нечистая сила и злые духи, объединившиеся против главного героя, составляют основу сюжета, пожалуй, самая невероятная гоголевская повесть.
Основное действие происходит в храме. Тут автор позволил себе впасть в сомнения, победима ли нечистая сила? Способна ли вера противостоять этому бесовскому разгулу, когда не помогает ни слово божье, ни совершения специальных таинств.
Даже имя главного героя - Хома Брут, подобрано с глубоким смыслом. Хома - это религиозное начало (так звали одного из учеников Христа - Фома), а Брут, как известно, убийца Цезаря и отступник.
Бурсак Брут должен был провести в церкви три ночи читая молитвы. Но страх перед восставшей из гроба панночки заставил его обратиться к не богоугодной защите.
Гоголевский персонаж борется с панночкой двумя методами. С одной стороны, с помощью молитв, с другой стороны, с помощью языческих ритуалов, начертания круга и заклинаний. Его поведение объясняется философскими взглядами на жизнь и сомнениями в существовании бога.
В итоге Хоме Бруту не хватило веры. Он отверг внутренний голос, подсказывающий: «Не смотри на Вия». А в магии он оказался слаб, по сравнению с окружающими сущностями, и проиграл эту битву. Ему не хватило нескольких минут до последнего крика петуха. Спасение было так близко, но бурсак не воспользовался им. А церковь так и осталась в запустении, осквернённая злыми духами.
Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем
Рассказ о вражде бывших друзей, поссорившихся из-за пустяка и посвятивших всю оставшуюся жизнь выяснению отношений.Греховная страсть к ненависти и распрям - вот порок на который указывает автор. Гоголь смеётся над мелкими пакостями и кознями, которые строят друг другу главные герои. Эта вражда всю их жизнь делает мелкой и пошлой.
Повесть полна сатиры, гротеска, иронии. И когда автор с восхищением говорит, что и Иван Иванович, и Иван Никифорович оба прекрасные люди, читатель понимает всю низость и пошлость главных героев. От скуки, помещики ищут поводы к сутяжничеству и это становится их смыслом жизни. И грустно оттого, что нет другой цели у этих господ.
Петербургские повести
Поиск пути в преодолении зла был продолжен Гоголем и в тех произведениях, которые писатель не стал объединять в определённый цикл. Просто литераторы решили их называть Петербургскими, по месту действия. Здесь снова автор высмеивает человеческие пороки. Особую популярность заслужили пьеса «Женитьба», повести «Записки сумасшедшего», «Портрет», «Невский проспект», комедии «Тяжба», «Отрывок», «Игроки».О некоторых произведениях следует рассказать подробнее.
Самым значимым из этих Петербургских произведений принято считать повесть «Шинель». Недаром Достоевский однажды сказал: «Все мы вышли из гоголевской Шинели». Да, это ключевое произведение для русской литераторы.
В «Шинели» показан классический образ маленького человека. Читателю представлен забитый титулярный советник, ничего незначащий на службе, которого может любой обидеть.
Здесь Гоголь сделал ещё одно открытие - маленький человек интересен всякому. Ведь достойным изображением в литературе начала XIX века считались проблемы государственного уровня, героические подвиги, бурные или сентиментальные чувства, яркие страсти, сильные характеры.
И вот на фоне видных персонажей Николай Васильевич «выпускает в люди» мелкого чиновника, который должен быть совсем неинтересен. Здесь нет ни государственных тайн, ни борьбы во славу Отечества. Здесь нет места сентиментальности и вздохам пол звёздным небом. А самые отважные мысли в голове Акакия Акакиевича: «А не положить ли куницу на воротник шинели?»
Писатель показал ничтожного человека, смыслом жизни у которого есть шинель. Его цели очень мелки. Башмачкин сначала мечтает о шинели, после копит на неё деньги, а когда её крадут он попросту умирает. И читатели сочувствуют несчастному советнику, рассматривая вопрос социальной несправедливости.
Гоголь точно хотел показать глупость, несостоятельность и бездарность Акакия Акакиевича, который может заниматься только перепиской бумаг. Но именно сострадание к этому ничтожному человеку рождает тёплое чувство у читателя.
Невозможно обойти вниманием этот шедевр. Пьеса всегда имела успех, в том числе оттого, что автор даёт актёрам хорошую основу для творчества. Первый выход пьесы был триумфален. Известно, что на примере «Ревизора» был сам император Николай I, воспринявший благосклонно постановку, и оценив её как критику бюрократизма. Именно так увидели комедию и все остальные.
Но Гоголь не ликовал. Его произведение не поняли! Можно сказать, что Николай Васильевич занялся самобичеванием. Именно с «Ревизора» писатель начинает оценивать своё творчество более жёстко, после любой своей публикации поднимая литературную планку выше и выше.
Что касается «Ревизора», автор долго надеялся что его поймут. Но этого не произошло и через десять лет. Тогда писатель создал произведение «Развязка к «Ревизору» в котором объясняет читателю и зрителю, как правильно понимать эту комедию.
Прежде всего автор заявляет, что он ничего не критикует. И города, где все чиновники уроды, не может существовать в России: «Хоть два-три, но найдётся порядочных». А город, показанный в пьесе - это город душевный, который сидит у всякого внутри.
Оказывается, Гоголь показывал в своей комедии душу человека, и призывал понять своё богоотступничество и покаяться. Все свои старания вложил автор в эпиграф: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». А после того как его не поняли, он обернул эту фразу против себя.
Но поэму тоже восприняли, как критику помещичьей России. Увидели и призыв бороться с крепостным правом, хотя, по сути, Гоголь не был противником крепостничества.
Во втором томе «Мертвых душ» писатель хотел показать положительные примеры. Например, он нарисовал образ помещика Костанжогло настолько порядочным, трудолюбивым и справедливым, что к нему приходят мужики соседнего помещика и просят, чтобы он их купил.
Все задумки автора были гениальны, но он сам считал, что всё идёт не так. Не все знают, что в первый раз Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ» ещё в 1845 году. Это не эстетический провал. Сохранившиеся черновые работы показывают, что талант Гоголя вовсе не иссяк, как пытаются утверждать некоторые критики. В сожжении второго тома проявляется требовательность автора, а не его помешательство.
Но слухи о лёгком помешательстве Николая Васильевича быстро расползались. Даже близкое окружение писателя, люди далеко не глупые, не могли понять чего писатель хочет от жизни. Всё это рождало дополнительные вымыслы.
А ведь была задумка ещё и по третьему тому, где должны были встретиться герои из первых двух томов. Можно только догадываться, чего лишил нас автор, уничтожая свои рукописи.
Николай Васильевич признавался, что в начале жизненного пути, ещё находясь в отрочестве, его непросто волновал вопрос добра и зла. Мальчик хотел найти способ борьбы со злом. Поиск ответа на этот вопрос и переопределил его призвание.
Метод был найден - сатира и юмор. Всё, что кажется малопривлекательным, неприглядным или уродливым, нужно сделать смешным. Гоголь так и говорил: «Смеха боится даже тот, кто ничего не боится».
Писатель настолько развил в себе способность разворачивать ситуацию смешной стороной, что его юмор приобрёл особую, тонкую основу. Видимый миру смех прятал в себе и слёзы, и разочарование, и горе, то, что не может веселить, а, наоборот, наводит на грустные раздумья.
Например, в очень забавной повести «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» после смешного рассказа о непримиримых соседях, автор заключает: «Скучно на этом свете, господа!» Цель достигнута. Читателю грустно оттого, что разыгранная ситуация вовсе не смешная. Такой же эффект после прочтения повести «Записки сумасшедшего» где разыграна целая трагедия, хотя подана она в комедийном ракурсе.
И если раннее творчество отличается истинной весёлостью, например, «Вечера на хуторе близ Диканьки», то с возрастом автор хочет более глубоких разбирательств, и призывает к этому читателя и зрителя.
Николай Васильевич понимал, что смех может быть опасен и прибегал к различным уловкам, чтобы обойти цензуру. Например, сценическая судьба «Ревизора» могла бы вовсе не сложиться, если бы Жуковский не убедил самого императора, что в насмешке над невнушающими доверия чиновниками нет ничего не благонадёжного.
Как у многих, гоголевская дорога к православию была непроста. Он мучительно, ошибаясь и сомневаясь, искал свою дорогу к истине. Но ему было мало, самому найти эту дорогу. Он хотел указать её другим. Он хотел сам очищаться от всего дурного и предлагал это сделать всем.
С юных лет мальчик изучал и православие и католицизм, сравнивая религии, отмечая схожесть и различия. И этот поиск истины отразился во многих его произведениях. Гоголь не только читал Евангелие, он делал выписки.
Прославившись, как великий мистификатор, он не был понят в своём последнем незаконченном произведении «Выбранные места из переписки с друзьями». Да и церковь отнеслась к «Выбранным местам» отрицательно, считая, что недопустимо, чтобы автор «Мёртвых душ» читал проповеди.
Сама христианская книга носила действительно поучительный характер. Автор разъясняет, что происходит на литургии. Какое символическое значение имеет то или иное действие. Но этот труд был не завершён. Вообще, последние годы жизни писателя - это поворот от внешнего к внутреннему.
Николай Васильевич много ездит по монастырям, особенно часто посещает Введенскую Оптина пустынь, где имеет духовного наставника, старца Макария. В 1949 году Гоголь знакомится со священником, отцом Матвеем Константиновским.
Между писателем и протоиереем Матвеем часто происходят диспуты. Причём для священника мало смирения и благочестия Николая, он требует: «Отрекись от Пушкина».
И хотя никакого отречения Гоголь не совершал, мнение духовного наставника витало над ним, как неоспоримый авторитет. Писатель уговаривает протоиерея почитать второй том «Мёртвых душ» в чистовом варианте. И хотя священник сначала отказывался, после решил дать свою оценку произведению.
Протоиерей Матфей - это единственный прижизненный читатель гоголевской рукописи 2-й части. Возвращая чистовой подлинник автору, священник непросто дал отрицательную оценку прозаической поэме, он посоветовал уничтожить её. По сути, вот кто повлиял на судьбу произведения великого классика.
Осуждение Константиновского, и ряд других обстоятельств, подтолкнули писателя отказаться от творчества. Гоголь начинает анализировать свои работы. Он почти отказался от пищи. Мрачные мысли одолевают его всё сильнее.
Поскольку всё происходило в доме графа Толстого, Гоголь попросил его передать рукописи митрополиту Московскому Филарету. Из лучших побуждений граф отказался выполнять такую просьбу. Тогда глубокой ночью Николай Васильевич разбудил слугу Семёна, чтобы тот открыл печные задвижки и сжёг все свои рукописи.
Похоже, что именно это событие предопределило скорую смерть писателя. Он продолжал говеть и отвергал любую помощь друзей и врачей. Он будто очищался, готовясь к смерти.
Нужно сказать, что Николай Васильевич покинутым не был. Литературное сообщество присылало лучших врачей к постели больного. Был собран целый консилиум из профессуры. Но, видимо, решение начать принудительное лечение было запоздалым. Николай Васильевич Гоголь умер.
Нет ничего удивительного в том, что писатель, так много писавший о нечистой силе, углубился в веру. У каждого на земле свой путь.
Родился 20 марта (1 апреля)1809 года в селе Сорочинцы Полтавской губернии в семье помещика. Гоголь был третьим ребенком, а всего в семье было 12 детей.
Обучение в биографии Гоголя проходило в Полтавском училище. Затем в 1821 году он поступил в класс Нежинской гимназии, где изучал юстицию. В школьные годы писатель не отличался особыми способностями в учебе. Хорошо ему давались только уроки рисования и изучение русской словесности. Писать у него получалось лишь посредственные произведения.
Начало литературного пути
В 1828 году в жизни Гоголя случился переезд в Петербург. Там он служил чиновником, пробовал устроиться в театр актером и занимался литературой. Актерская карьера не ладилась, а служба не приносила Гоголю удовольствия, а порою даже тяготила. И писатель решил проявить себя на литературном поприще.
В 1831 году Гоголь знакомится с представителями литературных кругов Жуковского и Пушкина , бесспорно эти знакомства сильно повлияли на его дальнейшую судьбу и литературную деятельность.
Гоголь и театр
Интерес к театру у Николая Васильевича Гоголя проявился еще в юности, после смерти отца, замечательного драматурга и рассказчика.
Осознавая всю силу театра, Гоголь занялся драматургией. Произведение Гоголя «Ревизор» было написано в 1835 году, а в 1836 впервые поставлено. Из-за отрицательной реакции публики на постановку «Ревизор», писатель покидает страну.
Последние годы жизни
В 1836 году в биографии Николая Гоголя были совершены поездки в Швейцарию, Германию, Италию, а также краткое пребывание в Париже. Затем, с марта 1837, в Риме продолжалась работа над первым томом величайшего произведения Гоголя «Мертвые души», который был задуман автором еще в Петербурге. После возвращения на родину из Рима, писатель издает первый том поэмы. Во время работы над вторым томом у Гоголя наступил духовный кризис. Даже поездка в Иерусалим не помогла исправить ситуацию.
В начале 1843 года была впервые напечатана известная повесть Гоголя «Шинель» .
Хронологическая таблица
Другие варианты биографии
- Писатель увлекался мистикой и религией. Самым загадочным произведением Гоголя считается повесть «Вий», созданная, по словам самого автора, на основе народного украинского придания. Однако литературоведы и историки до сих пор не могут найти доказательств этому, что указывает на эксклюзивное авторство писателя-мистификатора.
- Принято также считать, что за несколько дней до своей смерти великий писатель сжег второй том «Мертвых душ». Некоторые ученые считают это недостоверным фактом, но правду уже никто никогда не узнает.
- До сих пор доподлинно неизвестно как именно умер писатель. Одна из основных версий гласит, что Гоголь был похоронен заживо. Доказательством тому было изменение положения его тела при перезахоронении.
- посмотреть все
